8 ноября (ст. стиля) 1740 г. - последний день бироновщины.
В октябре 1740 г. умирающая Анна Иоанновна завещала престол младенцу - своему внучатому племяннику Иоанну Антоновичу при регентстве Бирона. Так неформальный правитель России на краткий миг стал формальным. Но это лишь приблизило час его падения - слишком многим уже крепко надоело 10-летнее властительство курляндского герцога. Рассказывают трогательную историю, что фельдмаршал Миних, застав мать Государя Анну Леопольдовну в слезах "по причине притеснений Бирона", послал своего адьютанта Манштейна во главе полувзвода солдат арестовать регента в его спальне. Были ли причиной этого переворота женские слезы - или что-то более весомое - сказать трудно, но результат известен - Бирона судили "за похищение регентства", приговорили к смертной казни, замененной ссылкой в Пелым, регентшей при младенце-царе стала Анна Леопольдовна, а Миних получил пост первого министра (он потеряет его еще при этом мимолетном царствовании - ибо где-то рядом жадно ловил момент еще и Остерман).
Христофор Антонович, безусловно, имеет перед неродной ему Россией и другие заслуги, кроме избавления ее от не самого симпатичного из временщиков. Конечно, его победы кажутся какими-то скушными и кургузыми на фоне фейерверка военных успехов последовавшей вскоре эпохи "Орлова, Румянцева и Суворова" - но в нелегком и небыстром деле прилаживания чужеземного военного механизма, завезенного в Россию после смутного времени, к живой душе русского воинства его заслуги сравнимы с заслугами Петра Великого. Он не застал часа жатвы, но в грохоте фанфар лучшего полстолетия нашей военной истории - от Чесменского пожарища до казацких лошаденок на Champs Elysee - есть и заданные им нотки. А с управлением Россией ему повезло еще меньше, чем человеку, арестованному по его приказу - тот хоть стоял у кормила 10 лет, а горевал в Пелыме всего год, а триумфатору ночи на 9 ноября досталось куда круче. Он был на вершине миг - и вот уже близка воистину шекспировская ночь на 25 ноября 1741 г., выносящая на авансцену лейб-кампанию гренадер со внебрачной дочерью Петра во главе. 20-летние безвременье и чужеземщина стремительно подходят к концу, и Христофора Антоновича - как активного сторонника оказавшегося в Шлиссельбурге Государя - судят - и следует тот же приговор, что и Бирону. И вновь на эшафоте приговоренному возглашается помилование - и тот же самый Пелым. Он проведет там все царствование Елизаветы - все 20 лет, будет возвращен Петром III - и вновь после возвышения на миг останется в стане проигравших. Екатерина будет чуть более милостива к старику - но это уже мало что изменит. Начиналась уже совсем другая эпоха - Петров сев наконец-то даст всходы на русской почве - а суровые иноземные учителя, став ненужными и смешными на этом празднике обновленной русской жизни, будут один за другим сходить под сень могилы. Бирон переживет Миниха на 5 лет - хотя кому это уже интересно?
Но у русской души, широтой равной миру, найдется доброе слово и про чужестранца. Вот эти строки - на века одни из лучших в нашей поэзии - они ведь про его победу:
Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушел,
Боится собственного следа.
Тогда увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их
И в мрак лице, зардевшись, скрыла.
Летает слава в тьме ночной,
Звучит во всех землях трубой,
Коль росская ужасна сила.
Христофор Антонович, безусловно, имеет перед неродной ему Россией и другие заслуги, кроме избавления ее от не самого симпатичного из временщиков. Конечно, его победы кажутся какими-то скушными и кургузыми на фоне фейерверка военных успехов последовавшей вскоре эпохи "Орлова, Румянцева и Суворова" - но в нелегком и небыстром деле прилаживания чужеземного военного механизма, завезенного в Россию после смутного времени, к живой душе русского воинства его заслуги сравнимы с заслугами Петра Великого. Он не застал часа жатвы, но в грохоте фанфар лучшего полстолетия нашей военной истории - от Чесменского пожарища до казацких лошаденок на Champs Elysee - есть и заданные им нотки. А с управлением Россией ему повезло еще меньше, чем человеку, арестованному по его приказу - тот хоть стоял у кормила 10 лет, а горевал в Пелыме всего год, а триумфатору ночи на 9 ноября досталось куда круче. Он был на вершине миг - и вот уже близка воистину шекспировская ночь на 25 ноября 1741 г., выносящая на авансцену лейб-кампанию гренадер со внебрачной дочерью Петра во главе. 20-летние безвременье и чужеземщина стремительно подходят к концу, и Христофора Антоновича - как активного сторонника оказавшегося в Шлиссельбурге Государя - судят - и следует тот же приговор, что и Бирону. И вновь на эшафоте приговоренному возглашается помилование - и тот же самый Пелым. Он проведет там все царствование Елизаветы - все 20 лет, будет возвращен Петром III - и вновь после возвышения на миг останется в стане проигравших. Екатерина будет чуть более милостива к старику - но это уже мало что изменит. Начиналась уже совсем другая эпоха - Петров сев наконец-то даст всходы на русской почве - а суровые иноземные учителя, став ненужными и смешными на этом празднике обновленной русской жизни, будут один за другим сходить под сень могилы. Бирон переживет Миниха на 5 лет - хотя кому это уже интересно?
Но у русской души, широтой равной миру, найдется доброе слово и про чужестранца. Вот эти строки - на века одни из лучших в нашей поэзии - они ведь про его победу:
Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушел,
Боится собственного следа.
Тогда увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их
И в мрак лице, зардевшись, скрыла.
Летает слава в тьме ночной,
Звучит во всех землях трубой,
Коль росская ужасна сила.
Комментариев нет:
Отправить комментарий